В 44-м году мне было очень опасно здесь оставаться… И я помню, как пришел этот полицай, который сидел с моим отцом в одной камере. Он уже был в форме немецкого офицера. С мамой долго разговаривал. Она плакала и даже выгнала меня из этой комнаты… Что он говорил маме, я не знаю. После этого меня отвезли в Вильно…

Моя бабушка до революции дружила с женщиной. Она имела в Вильнюсе одноэтажный дом с мансардой. У нее была приемная дочь — пани Марыя. У этой женщины была и родная дочь, которая дружила с моей мамой, но она рано ушла из жизни. Старуха терпеть меня не могла, выгоняла. А пани Марыя ко мне хорошо относилась. Мне еще десяти не было… много мне уделяла внимания.

Я запомнил момент: сижу я, кушаю, рука у меня перевязана. Такая полутемная комната. Окно в глубине было. Заходит советский солдат в пилотке без зведочки. В шинели с поясом, под поясом, без погон. Его левая рука на черной повязке. И он задал вопрос: «А мальчик из Минска у вас живет?» И эта девушка говорит: «Да, живет». И он пошел в комнату пани Марыи, потом меня позвали. И я захожу. Спрашивает: «Мальчик, знаешь, кто я?» Я ему говорю: «Папа».