бабушка Елены Драпкиной по материнской линии

На этой фотографии изображена моя бабушка. Сделана фотография в 1927 году в Минске. Бабушке было тогда 53 года. Я очень хорошо её помню.

Моя бабушка по материнской линии умерла в 1934 году; её звали Дина-Рейзл Хаютовская. Она была домохозяйкой, матерью 10 детей: 7 дочерей и 3 сыновей. Я очень хорошо помню бабушку: она часто брала меня на прогулку, и мы много разговарили.

Помню, однажды я спросила её: «Бабушка, а Бог есть?» Бабушка сказала, что не знает, и попросила меня не спрашивать об этом дедушку. Бабушка не носила парик или платок, но дома она соблюдала кашрут и отмечала праздники.

Моего дедушку (отца мамы) звали Эль Хаютовский, но мы все называли его дедушка. Он родился в 1870 году, а погиб в Минском гетто в 1941. Он был очень набожный человек: он никогда не ел вне дома, ведь кашрут нигде вокруг не соблюдали.

К слову сказать, мои родители не соблюдали кашрут. Только одна наша родственница, моя тётя Соня, соблюдала кашрут, когда она жила вместе с дедушкой и бабушкой.

После смерти бабушки, она жила с дедушкой и готовила для него кошерную пищу. Потом она вышла замуж, но продолжала соблюдать кашрут.

Мой дедушка работал в небольшом магазине, владельцем которого он был. Финансовое положение семьи было не очень хорошим. Все дети хотели учиться, но такой возможности не было: в то время (при царе) в отношении евреев применялась пятипроцентная квота. Старшие дети (моя мама, тётя Маня и тётя Соня) закончили гимназию в Минске.

Две их дочери (Марьяся и Малка), мои тёти, уехали учиться в Москву, где позже вышли замуж и где у них родились дети. Они обе вышли замуж за русских.

Тётя Марьяся была учительницей географии. Тётя Малка всю жизнь проработала экономистом на ткацкой фабрике, где она была руководителем местного отделения компартии [руководителем первичной партийной организации на предприятии].

Фамилия её мужа была Сидоров. Бабушка побывала у дочерей в Москве перед войной. Она сообщила, что у муж у Малки – очень хороший, хоть и гой. Обе тёти пережили войну в Москве и дожили до глубокой старости.

Дедушка соблюдал еврейские традиции, посещал синагогу. Всегда носил шляпу. Помню, когда он молился, он накладывал тфилин на лоб и руку. У него также имелся талит.

Их шестая дочь тётя Поля вышла замуж и уехала в Киев. Там она продолжила обучение в фармацевтической школе и стала фармацевтом.

Тётя Соня решила ходить на занятия в фармацевтической школе в Минске вместо уехавшей сестры, но ей там сказали: «Хаютовская, вы воруете у нас уроки». Я услышала эту историю уже потом, от родственников.

Остальные дети жили в Минске. У брата моей матери дяди Давида была семья, дяди Миша и Шейл не были женаты. Тётя Поля жила в Киеве; она была фармацевтом по специальности, но не работала: вела домашнее хозяйство (у неё было двое детей).

Её муж был главным ревизором Белоруссии. Его звали Лазарь Хаютин. Еврей был главным ревизором Белоруссии! Тётя Поля, её муж и их дети Берта и Сара были эвакуированы в Казахстан во время войны. Там Лазарю дали бронь, так как власти считали его крупным специалистом.

После войны я вернулась в Минск (я работала там в горисполкоме), и выслала им в Казахстан вызов [Официальное приглашение на проживание в Минске после освобождения Минска в июле 1944 года, предусмотренное городскими властями для эвакуированных граждан в качестве временных ограничительных мер.

Ограничительные меры были введены в связи с сильным разрушением жилищного фонда, коммунально-бытовых служб и острой нехваткой жилья. Для въезда в Минск необходимо было иметь официальное приглашение от министерства, завода, организации или от члена семьи, проживающего в городе.]. Благодаря вызову, они смогли вернуться в Минск в 1945 году.

Дедушка и бабушка общались между собой на идише, но они также могли говорить на русском. Я плохо помню их дом, так как мы жили отдельно.

У нас было много двоюродных братьев и сестер, с которыми мы дружили. Дедушка всех нас очень любил, а мы обожали его. Он часто играл с нами в игры.